«1918. Симбирскъ», книжная серия «Симбирские тайны». В. Миронов. Часть 7. Под властью КОМУЧа. Глава 2 / 22 Июля 1918 / История Ульяновска / Годы и люди

Фронт ушёл на Инзу и Буинск. В Симбирск возвращалась относительно мирная жизнь, а с ней – и старые порядки, кои взялась восстанавливать новая власть – КОМУЧ. К этому времени под его контролем уже находились Самарская, Уфимская и Оренбургская губернии, а также Саратовский, Казанский, Пензенский и Ижевско-Воткинский регионы. Власть КОМУЧа признавали также части оренбургского и уральского казачьих войск (Макарчук, С. В. Вопросы социальной и культурной политики в распорядительной документации КОМУЧА. С. 86). И вот теперь она пришла в Симбирск. Об этом командир первого чехословацкого стрелкового «Яна Гуса» полка капитан Степанов оповестил обывателей своим приказом № 1. Он гласил: «Вступая сего числа в г. Симбирск и имея в виду отсутствие в нем какой-либо власти, приказываю считать законной власть комитета членов учредительного собрания» (Возрождение. 1918. № 1. 23 июля) . Приказ был опубликован на следующий день в новой, ещё пахнувшей свежей типографской краской газете. Называлась она «Возрождение», была органом Комитета Учредительного собрания и заявлялась как ежедневная. 23 июля вышел её первый, экстренный номер. Главное место в нём отводилось приказам и распоряжениям военного командования. Первым делом командир чехословацкого полка официально уведомлял горожан о том, что ни военного, ни осадного положения он пока не объявляет и в будущем объявлять не предполагает, «так как они всем надоели». Но при условии, что граждане сохранят полное спокойствие и порядок, а также «помогут в борьбе с большевистским и Л.С.Р. засильем». Здесь же сообщалось о том, что начальником Симбирского гарнизона назначен командир первого батальона первого Чехословацкого «Яна Гуса» полка поручик Крузу, а комендантом города – прапорщик того же полка Штурау. Последнему предписывалось «немедленно водворить полный порядок в городе и в кратчайший срок собрать все оружие, находящееся на руках местного населения».

Всех военнопленных центральных держав надлежало немедленно собрать в концентрационный лагерь. Их снабжение продовольствием возлагалось на город, а охрана – на начальника губернской милиции. Вновь назначенный комендант немедленно приступил к делу. Через газету он приказал всем жителям Симбирска «в двухдневный срок сдать все нарезное оружие и патроны в д. Гончарова (Сейчас – здание краеведческого и художественного музеев на Венце). Не исполнивших сего приказа буду предавать военно-полевому суду, как и лиц, знавших, но не указавших о скрытом оружии». Беспощадное преследование также грозило всем, кто будет грабить или нарушать порядок в городе.

Всё вышеперечисленное вполне укладывалось в обычную логику действий командования оккупационных войск, стремящегося установить жёсткий порядок на захваченной территории, чтобы обезопасить свои тылы. Следующим шагом к этой цели было учреждение оккупационной администрации. Поэтому одними лишь военными вопросами высший воинский начальник, каковым на тот момент в Симбирске был командир чехословацкого полка, он не ограничился, распространив свою власть и на сугубо гражданскую сферу.

Так, совершенно штатским лицам – Губернскому комиссару и Городскому голове, а в случае отсутствия таковых, их заместителям, занимавшим эти должности на момент свержения Временного правительства, приказано было «немедленно явиться к исполнению своих обязанностей и приступить к восстановлению законной деятельности… до наиболее скорого установления государственного аппарата». Вернуться на службу приказано было также чинам окружного суда, мировым судьям, присяжным поверенным и их помощникам. А Товарищу прокурора окружного суда, всем начальникам милиции, в том числе удалённым от должности большевиками, капитан Степанов приказал явиться к нему в Штаб отряда для ознакомления и личного доклада. То же надлежало сделать начальникам правительственных учреждений – почты, банка, казначейства, тюрьмы, контрольной и казённой палат и прочих гражданских ведомств.

Отдельный приказ посвящался восстановлению общегражданских свобод, попранных большевиками. В соответствии с ним отныне аресты и обыски могли производиться только судебной властью. И лишь в исключительных случаях, «пока жизнь не наладилась», это разрешалось делать по особым предписаниям самого капитана Степанова. Не требовалось больше никаких разрешений для всякого рода собраний, сходок и лекций. Восстанавливались также свободы слова и печати. Но с оговоркой, что за злоупотребление таковыми, например, за призывы к грабежам, насилиям или иным уголовным преступлениям виновных предадут суду.

Наряду с приведёнными выше приказами в том же номере было опубликовано воззвание к жителям Симбирска: «Граждане! – говорилось в нём. – Власть захватчиков, прикрывающихся именем рабоче-крестьянского правительства, свергнута.

Всем гражданам немедленно принять все меры к восстановлению спокойствия и мирной жизни.

Восстанавливается деятельность избранных на основе всеобщего избирательного права Губернского Земского Собрания и Городской Думы.

Всем гражданам явиться к начальникам улиц и принять участие в несении гражданской самоохраны.

Служащих правительственных и общественных учреждений возвратиться к исполнению своих обязанностей».

Подписали обращение, находившиеся в тот момент в Симбирске члены учредительного собрания В. Алмазов и С. Николаев (Возрождение. 1918. № 1. 23 июля).

Фамилия первого, должна быть, читателю знакома – Валентин Иванович Алмазов неоднократно упоминался в этой книге как начальник Первого участка городской милиции, служивший в этой должности с февраля 1917 до июля 1918 года. От Симбирской организации партии левых эсеров он был избран депутатом Учредительного собрания и даже участвовал в единственном его заседании 15 января 1918 года (Провинциал в великой российской революции. С. 149, 150, 199). На момент прихода в Симбирск чехословаков Алмазов содержался в тюрьме (в арестантских ротах, близ вокзала), где находились члены штаба Муравьёва, а также участники юнекрской и офицерской организаций. Всех их освободили солдаты Народной Армии (Вечерняя заря. 1918. № 109 от 30 июля).

Семён Николаевич Николаев – тоже уроженец Симбирской губернии, выпускник Симбирской чувашской школы, а затем – юридического факультета Казанского университета. С 1904 года – член партии эсеров. Депутатом Учредительного собрания он стал от Казанской губернии по чувашскому национальному списку. С марта по июль 1918 года работал заведующим чувашским подотделом Симбирского губернского комиссариата просвещения (Провинциал в великой российской революции. С. 122) .

И вот теперь, заручившись официальной поддержкой чехословацкого командования, оба активно приступили к формированию фактически оккупационной администрации в городе, захваченном иностранными войсками.

Уже 22 июля состоялось Губернское земское собрание, которое постановило принять на себя ведение дел советских учреждений, избрало две комиссии: финансовую комиссию, в составе М. И. Харитонова, М. Ф. Бонч-Осмоловского и С. П. Тихонова, и продовольственную, в которую вошли Сосновцев, Кривов-Иванов, Шабернев, а также назначило Рудакова заместителем Председателя губернской продовольственной управы (К крестьянам Симбирской губернии. «22 июля Симбирск войсками Народной Армии и чехо-словаков очищен от большевиков...» // Национальная электронная библиотека : сайт. URL: (дата обращения: 12.11.2021)).

В тот же день Алмазов лично открыл заседание Городской думы, начавшееся в три часа пополудни, призывом к гласным, а также всему населению поддержать новую власть. Её, конечно, поддержали и тут же приступили к обсуждению наиболее важных проблем, которые требовалось решить в первую очередь. Одним из главных был продовольственный вопрос. Выяснилось, что запасов муки в городе всего 1 890 пудов, плюс ещё какое-то количество в нескольких вагонах на станции Киндяковка. Там же обнаружили два вагона сахара, следовавших в Сибирь. Это – в дополнение почти к сотне пудов, имевшихся в городских закромах. Поэтому «сврхнормативный» сахар из вагонов решили пустить на нужды Народной Армии и населения. Имелись также незначительные запасы мануфактуры, крупы и мяса (Возрождение. 1918. № 1. 23 июля). Обсуждая эту тему, гласные с удовлетворением отметили, что с приходом новой старой власти в городе снизились цены на продукты. В основном на муку, которая подешевела с недавних 110–120 руб. до 55–60. Правда, неясно было, за какой объём.

Беспокоила думцев и проблема безопасности. Так, бывший Симбирский уездный комиссар Временного правительства Н. А. Вологин заявил о том, что для обеспечения неприкосновенности личности и жилищ горожан, а также во избежание самосудов необходимо обратиться за помощью к военным властям. Гласный Колосов считал, что для охраны города нужно восстановить разоруженную большевиками городскую самоохрану, каковую тут же постановили возродить (Возрождение. 1918. № 2. 25 июля). А пока был назначен новый начальник городской милиции. Им стал П. П. Ираклионов (Возрождение. 1918. № 1. 23 июля), уже занимавший, напомним, эту должность до ноября 1917 года и смещённый по требованию «трудового коллектива» за отказ признать советскую власть. Теперь же в «коллективе» царили совсем другие настроения, что и засвидетельствовало опубликованное в газете официальное «Заявление союза милиции». В нём категорически опровергалось бытовавшее среди обывателей мнение, будто симбирская милиция была чисто советской организацией. Напротив, «союз милиции аполитичен, никаких большевистских взглядов и идей в жизнь не проводит, и не проводил, даже под угрозой суда и расстрела перед началом и во время свержения советской власти», – подчёркивалось в заявлении. Необходимость публичного покаяния и оповещения о таковом широких обывательских масс была вызвана причиной сугубо практической – стремлением избежать «натравливания толпой солдат Народной Армии на милицию» (Возрождение. 1918. № 6. 30 июля). Тем более, что последняя действительно была во многом аполитичной и готовой служить любой власти. Выше это уже было показано на примере младшего милиционера Первого отделения Григория Дмитриевича Рассадина. С приходом чехословаков он сначала скрывался. Но затем, откликнувшись на призыв новой власти, вернулся на прежнее место и снова стал милиционером. А когда пришли красные, продолжил службу у них в Пятом районе.

Или вот другой пример. При советской власти житель Шумовской волости Андрюшин был не только младшим милиционером, но и сотрудником волостной Чрезвычайной следственной комиссии по борьбе с контрреволюцией и спекуляцией. А с приходом белых даже поднялся в звании до старшего милиционера. Причём относился бывший чекист к новой службе со всевозможным прилежанием. Например, когда мобилизованные чехословаками крестьяне пытались сбежать из белогвардейских частей, Андрюшин лично их задерживал и возвращал обратно. Некоторых при этом даже собственноручно бил. А кое-кого раздевал, отпуская в одном только нижнем белье. Куда девалось конфискованное обмундирование, неизвестно.

После ухода белых Андрюшин бежал из села и скрывался в землянке. Когда же всё успокоилось, вернулся к прежней службе. Правда, ненадолго – через несколько дней начальник уездной милиции уволил его без объяснения причин (ГАНИУО. Ф. 1. Оп. 1. Д. 37. Л. 111).

Однако, что при советской власти, что при нынешней – милиция неизменно пребывала «в крайне печальном состоянии». И новый старый начальник её уже традиционно принялся давить на сознательность личного состава, потому что больше давить было не на что. Он приказал «начальникам участков принять самые серьезные меры к восстановлению дисциплины среди служащих и милиционеров, обязав их к вежливому обращению, подчеркивая, что назначение милиции – сохранение интересов граждан, и милиция, прежде всего, должна пользоваться с их стороны полным доверием» (Возрождение. 1918. № 10. 3 августа). Впрочем, самих начальников участков катастрофически не хватало, и их приходилось в прямом смысле набирать по объявлению (Возрождение. 1918. № 6. 30 июля).

Тем не менее, аполитичные милиционеры худо-бедно, но свои обязанности исполняли. Так, во время ночного обхода Второго участка ими были задержаны двое подозрительных граждан. Одного позже обвинили в вооружённом нападении на патронный склад, другого – как наёмного служащего Красной Армии (Возрождение. 1918. № 8. 3 августа). А чинам уголовного розыска удалось поймать и вернуть за решетку шестерых уголовников, незаконно освобождённых из женской тюрьмы (Возрождение. 1918. № 7. 31 июля).

Куда проще дело обстояло с судейскими и прокурорскими кадрами. С дисциплиной у них было всё в порядке, да и лояльность новой власти доказывать не требовалось. Поэтому в первый же день после занятия Симбирска войсками КОМУЧа от его имени были изданы специальные распоряжения по судебному ведомству. В частности, А. М. Сахарову, как старейшему члену окружного суда, предлагалось немедленно собрать общее собрание судей, на котором выбрать председателя суда и восстановить деятельность общих судебных учреждений. Немедленно возобновить работу мирового суда, а также принять все производства от бывших народных судей предписывалось и председателю съезда мировых судей С. И. Дроздову. Прокурору окружного суда Дедюлину предлагалось немедленно восстановить деятельность прокурорского надзора, принять меры к возобновлению работы судебных следователей и проверить правильность задержания всех арестованных (Возрождение. 1918. № 1. 23 июля). В тот же день из тюрем были освобождены все те, кого туда посадили большевики. Кроме уголовных (Возрождение. 1918. № 1. 23 июля). Дела чрезвычайных советских судов (по борьбе с контрреволюцией, чрезвычайной следственной комиссии) передавались под прокурорскую охрану для дальнейшей «ликвидации» в порядке судебных уставов.

Все эти распоряжения были подписаны В. Алмазовым (Возрождение. 1918. № 1. 23 июля) и фактически дублировали приказы военного командования. А сам Валентин Иванович, по сути, исполнял обязанности этакого наместника Самарского «правительства» в Симбирске, пока 24 июля сюда не прибыли официальные представители КОМУЧа – Член Учредительного собрания В. В. Подвицкий и член Главного штаба Народной Армии В. И. Лебедев. В 7 часов вечера того же дня по этому поводу в городском театре состоялось торжественное заседание (Возрождение. 1918. № 2. 25 июля).

Однако приехали самарские чиновники не ради торжеств и почестей. Уже на следующий день, 25 июля, на стенах домов появились листовки с обращением к горожанам «от Симбирского Комитета Членов Учредительного Собрания». Они сообщали о том, что Алмазов и Николаев, принявшие на себя власть в Симбирске и губернии лишь временно, отныне вливаются в состав «центрального» КОМУЧА, «имеющего временное пребывание в гор. Самаре». И что теперь именно ему принадлежит вся полнота власти во всех местностях, освобождающихся от большевистских насильников. Поэтому все полномочия Симбирского комитета по делам гражданского и военного управления переходят к особо Уполномоченным Комитета Членов Всероссийского Учредительного Собрания» В. В. Подвицкому и В. И. Лебедеву (От Симбирского Комитета Членов Учредительного Собрания. «Приняв на себя временно власть в г. Симбирске и Симбирской губер., освобожденных войсками Народной Армии...», г. Симбирск, 25 июля 1918 г. // Российская национальная библиотека : сайт. URL: (дата обращения: 12.11.2021)).

При этом последний, как комиссар военного штаба Народной Армии, приступил к формированию для неё новых воинских частей, о которых упоминалось в предыдущей главе. А также инспектировал симбирский гарнизон, который в условиях войны играл огромную роль в системе воссоздаваемой местной власти, по сути, подпирая её своими штыками, поскольку сама она была если и не совсем декоративной, то уж во всяком случае полностью марионеточной. Что, впрочем, никого особенно не смущало.